1. Буква как символ детства

Язык с детства…

Михаил Жванецкий

Обычный человек (не каллиграф, не типограф, не дизайнер шрифта) длительно имеет дело с отдельными буквами родного алфавита только в глубоком детстве (когда-то в начальном школьном, например я пришёл в первый класс в далёком 1960 году, не умея ни читать, ни писать), а теперь и в дошкольном возрасте).

В то замечательное время детства внешний вид буквы («палочки и кружочки») и звук, выделенный из слова, впервые связываются воедино. Затем этот процесс переходит в область автоматических (механических) действий, когда чтение и письмо не расчленяется до уровня буквы, а воспринимается целостно (глаза бегут по строкам, отсюда многие описки при письме или незамечание — overlooking — ошибок при чтении).

Литературные корректоры, наоборот, возвращаются на начальный уровень и специально осваивают медленное (побуквенное) чтение. Это требование основано на том, чтобы осознанно, а не автоматически, «видеть» каждую букву, и в следствие этого следить как минимум за правописанием (spelling). «Техника чтения корректуры коренным образом отличается от техники чтения вообще. Наряду с необходимостью следить за мыслью автора, корректор должен смотреть на каждое слово в оттиске с недоверием, так как в каждом слове и в каждой букве он может встретить ошибку. <…> Цель такова: глазом охватить небольшой участок так, чтобы на данном участке каждая буква, каждый знак попали бы под его [корректора] внимательный контроль» (Л. Е. Каплан «Корректура. Справочник корректора, выпускающего, наборщика, автора и редактора», 1929, с. 24). Это однозначно свидетельствует о том, что «читать» и «видеть» — это разные процессы. В процессе чтения функция ви́дения включается только в случае сбоя в виде, например, незнакомого слова, другого шрифта, неразборчивости и т. д.

Для ребенка звук первичен. В определенном возрасте он уже вполне осознанно и чисто говорит, понимает речь, но целостно (нерасчленённо). Слова выступают как единое целое (кто-то из великих, кажется, Марина Цветаева, писала, что в детстве воспринимала сочетание «Евгений Онегин» как одно слово — «евгенийонегин». Алла Демидова так же считала словосочетание «великаяактриса» одним словом. Наш ребенок после обучения английской фразе так себя представляла «MynameisАся меня зовут». Символично, что и в начальной письменности отсутствовали не только знаки препинания, но и пробелы. Устная речь — это первый уровень второй сигнальной системы. Парадокс этого процесса состоит в том, что хотя он происходит непрерывно и миллионы раз, достоверного научного описания того важного шага ребёнка в постижении условного знакового мира ещё не существует.

Знакомство с буквами и их изучение — это следующий уровень развития абстрактного условного мира и сложный когнитивный процесс разделения слитного слова на составляющие звуки и соотнесение их с буквами с одновременным освоением письма, тоже очень сложным процессом (см. раздел «Буква как элемент письма»).

При обучении письму и изучению букв ребёнок впервые расчленяет непрерывную речь на элементы, а именно на фонемы (до этого такой необходимости не было). При этом с помощью букв происходит нормализация устной речи, поскольку на письме слова пишутся в основном без вариаций (в отличие от устной речи), что в свою очередь способствует развитию языковых навыков в части орфографии, пунктуации и т. д. И соотношение фонема—буква фиксируется и остаётся на всю жизнь.

Ключевым словом на этом этапе является «букварь». Теоретически обучение «грамоте» возможно в любом возрасте (как, например, ликвидировали безграмотность взрослых в начале советского времени). В этом состоит отличие от постижения устного языка, для которого нарушение срока абсолютно критично (пример детенышей, лишенных человеческого окружения в критический момент и «воспитанных» дикими зверями).

Освоение грамоты (чтения и письма) характерно не только для детей на родном языке, но для любого возраста при изучении иностранного языка. Тем более, что не всегда звук и буква находятся во взаимно однозначном отношении.

Для ребенка, как и для обычного читателя, любая буква, а, следовательно, и соответствующий звук, имеет смыслоразличительное значение, например, «стол» и «стул». Однако существует много случаев, когда один и тот же звук требует разного написания как раз из-за сохранения смысла. Например, в русском языке произнесенный звук [т] в конце слов на письме обозначается разными буквами, например, «пруд» и «прут». Данные слова без контекста на слух неразличимы.

Притчей во языцех стала орфоэпия английского языка («пишем Манчестер, а читаем Ливерпуль»). Бернард Шоу придумал парадоксальную шутку о том, как можно прочесть сочетание букв ghotio, а именно как [fish]. Обоснованием служат примеры чтения сочетания букв (gh как [f] в слове enough, букву o как [i] в слове women, tio как [sh] в слове revolution).

Также одна буква может иметь различное произношение, например, буква «о» в ударном и безударном слогах (корова как [карова]) в русском языке или буква «с» перед разными гласными в английском и других европейских языках. Не бывает звуков «ю», «я», а есть сочетание двух (согласного и гласного) звуков, т. е. эти буквы не алфавитные, а слоговые.

Некоторые буквы вообще не имеют звуков, например, буква «мягкий знак». Буква эта означает только «мягкость предшествующего согласного» (то есть некоторую характеристику звука, ведь не существует отдельно звука «л» и его мягкости). Эта буква позволяет не путать такие слова как «мол» и «моль» и т. п.

2. Буква как элемент письма

Как фонема становится индивидуальным звуком речи, так и буква на основе определенной письменности становится элементом индивидуального письма.

Однако постижение письма в отличие от овладения устной речью не бывает стихийно самостоятельным (дети в определенном возрасте сами воспринимают устный язык, поскольку обладают врожденными свойствами впитывать язык из речевого окружения, роль обучения при всей ее важности тут не так существенна). Письму (а соответственно и чтению) обязательно кто-то учит. Чаще всего это происходит в школе (или в преддверии школы).

Более того, обучение письму в детском возрасте происходит по определенной методике. Для обучения разрабатываются специальные тетради — «прописи». В них сначала идет обучение элементам букв. Для этого предусмотрена специальная разметка, а также образцы для обводки. Затем вводятся отдельные буквы, их сочетания и некоторые слова.

В прописях также отображается принятый в данный период в конкретной стране канон написания каждой буквы. Канон со временем достаточно сильно изменяется. На это влияет способ и инструменты письма, а также представление о «красивом письме» или представление о «функциональности».

В процессе обучения письму формируется индивидуальный почерк с массой особенностей, по которым узнают «руку» писавшего, и по которым при необходимости проводят графологическую экспертизу. В криминалистике разработаны технологии сравнения двух и более письменных документов (в частности, подписей) на предмет идентичности или, наоборот, разности почерков. Технология основана на изучении манеры написания отдельных букв, а даже и отдельных элементов букв (наклона отдельных штрихов, характера закруглений, росчерков и пр.). При этом мы не рассматриваем графологию как достоверный научный принцип изучения почерка, хотя, возможно, некоторые эмпирические наблюдения могут быть полезными.

Звуковая речь имеет акустическую основу (звуковые волны, колебания воздуха и т. д.), но этот процесс не оставляет физического следа (если не считать биохимического следа в головах слушателей или след в звукозаписывающей аппаратуре). А буква на письме в полном смысле материальна, это материальный краситель на материальной поверхности, а именно — это след чернил, туши, краски, след, который остается на бумаге или иной плоскости в результате скольжения гусиного пера, металлического пера или кисти, а также шариковой ручки, фломастера, рапидографа и пр.

В зависимости от инструмента и поверхности изменяется характер письма. Особенности начертания букв вносит сам исполнитель, автор почерка, у которого в силу разных психологических состояний получаются автографы, отличающиеся друг от друга (при совпадении тем не менее основных движений).

Можно выделить виды письма, в которых одна и та же буква выглядит по-разному, а именно: учебное письмо, бытовое письмо, каллиграфия и леттеринг.

Учебное письмо характеризуется нетвердостью, искажениями штрихов буквы на начальном периоде обучения и образцовостью, когда пишущий успешно (или даже идеально) овладел письмом на родном (или другом) языке. Человек, обладающий прекрасным почерком, мог снискать средства для существования (Акакий Акакиевич у Н. В. Гоголя, князь Мышкин у Ф. М. Достоевского).

Обычное бытовое письмо характеризуется определенным уровнем небрежности, когда конкретные буквы скорее угадываются, чем мгновенно распознаются. Хотя культура письменной речи была когда-то достаточно высокой, и хороший почерк очень ценился.

Высшей степенью неразборчивостью, как принято в фольклоре, считаются врачебные записи в историях болезни и рецептах.

Текущему периоду свойственно значительное уменьшение именно бытового письма (записок, конспектов, кулинарных рецептов, особенно почтовых писем и т. д.) в связи с тем, что сейчас всё снимается с помощью мобильных устройств, сохраняется, копируется и распространяется. Так же «набирается» на клавиатуре текст для передачи, рассылки или сохранения. Электронные устройства снабжаются программами для оперативной записи, напоминания и пр.

И наконец, особенный эстетический уровень письма характерен для каллиграфии. Её также можно рассматривать как совокупность нескольких уровней: от «красивого» письма в прописях до творческой «неразберихи» в «высоком искусстве письма».

При всей кажущейся похожести между каллиграфией и леттерингом есть различия. Если очень грубо, то леттеринг отличается от каллиграфии тем, что в последнем случае буквы пишутся (с соблюдением всё-таки определённых правил), а при леттеринге рисуются достаточно произвольно и включаются в такой же рисованный контекст. Леттеринг также нельзя считать шрифтом, поскольку текст каждый раз имеет произвольный рисунок даже в пределах одного слова, а отдельные буквы получают неповторимый наклон, штрихи и движение.

3. Буква как элемент чтения

Ему [Петрушке] нравилось не то, о чем читал он, но больше самоё чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз чорт знает, что и значит.

Н. В. Гоголь «Мёртвые души»

Умение чтения основано на знании алфавита, то есть каждой буквы индивидуально: их надо запомнить с детства и навсегда. При хорошем навыке чтения буквы перестают существовать изолированно и играют разную роль в быстром и медленном чтении. Буква с точки зрения взрослого читателя едва ли осознается отдельно. Она всегда часть слова, фразы, абзаца и целой страницы. Торможение может происходить только при встрече с незнакомым словом, вычурным шрифтом, плохим почерком и т. д.

Буква с точки зрения начинающего читателя или человека, изучающего чтение на другом языке, в процессе освоения вычленяется, и ее изображение требует соотнесения со звуком конкретного языка. (В языковых системах, основанных на иероглифическом принципе, видимо, все по-другому: речь и письменность могут быть разделены, например, в учебниках китайского языка сведения о произношении и написании идут параллельно и независимо).

Это соответствие обеспечивается в детстве в процессе обучения родному языку или в любом возрасте любому другому языку. Правила чтения (правила орфоэпии — нормы произношения и ударения) бывают достаточно сложными и многообразными, поскольку устная речь и письменная речь за длительный период развития достаточно «разошлись», так как эти процессы различаются по степени консервативности (устная речь изменяется много быстрее письменной).

Отсюда в письменности отдельных языков возникают сложности чтения, и в словарях для этого применяют особые знаки — транскрипцию. Классический пример — словари английского языка, их невозможно представить без транскрипции. Причем транскрипции достаточно разнообразной невзирая на то, что существует стандартная таблица IPA (International Phonetic Alphabet — Международный фонетический алфавит). Поэтому в словарях обязательно приводится таблица соответствия знаков транскрипции и звуков, которые они условно обозначают.

Печатный шрифт незаметен для более или менее опытного читателя, при длительном чтении шрифт не должен привлекать внимание. Иначе это не очень «правильный» шрифт. Об этом говорят многие дизайнеры шрифта. Вычурный и необычный шрифт отвлекает внимание, замедляет чтение и, соответственно, снижает понимание текста, его смысла. «По этой же причине читатель обычно не замечает опечаток в тексте. Общая форма слова сохраняется, и человек, поняв его смысл, движется дальше. Впрочем, так можно перепутать слова разные по смыслу и похожие по форме. Читатель увидит скорее то слово, которое он ожидает в контексте». (Александра Королькова, «Живая типографика», c. 17)

В акциденции все обстоит наоборот. Короткие и крупные тексты должны привлекать внимание, запоминаться. Как правило, используются модные и яркие гарнитуры. Для этой цели накоплено огромное количество разнообразных шрифтов. К текстовым блокам также применяются разнообразные эффекты.

Напечатанные буквы воспринимаются в натуральную величину. В связи с этим принципиальное значение получают интервалы: межбуквенные (апроши), межсловные (пробелы) и межстрочные (интерлиньяжи). Общая закономерность состоит в следующем: чем крупнее текст, тем уже перечисленные интервалы, и, наоборот, чем мельче текст, тем больше следует увеличивать те же интервалы. Разумеется, могут быть исключения, вызванные особым замыслом дизайнера, но это не отменяет закономерности, а только подчеркивает ее.

Компьютерные (экранные) буквы подвержены непредсказуемым изменениям масштаба, которые допускает пользователь (user). В результате может нарушаться исходное равновесие интервалов.

4. Буква как объект восприятия

Нам никогда не сделать красивой кириллицу, потому что она почти наполовину состоит из неинтересных, вялых по конструкции, похожих друг на друга, как спины в очереди, знаков.

Юрий Гордон

Для того, чтобы «прочесть» букву, её прежде всего необходимо увидеть как изображение, т. е. фактически в глифе распознать графему. В этом, собственно, и состоит основа процесса чтения, его первый сенсорный уровень. В этом случае важнейшим фактором является «удобочитаемость» знака. Чисто графическая форма «умирает», уходит из внимания.

Однако возможно «торможение» в виде «рассматривания» букв, уделение внимания собственно графике, пропорциям знаков, отличительным особеностям и пр.

Тогда буква рассматривается как изображение, как пятно (обычно темное пятно сложной формы, окружённое белым фоном). Именно тогда буква — это объект эстетического любования. Каждая буква отполирована столетиями, их линии контуров, их пропорции, их соотношение штрихов и масс, их соотношение формы и контрформы вот только несколько направлений эстетического анализа и платформа для переживания и восхищения.

Каждая буква имеет свой графический вид, свое пятно определенной формы на контрастном фоне. В таком виде важное значение имеет именно абрис буквы, то есть ее граница, форма линии, ее закругленности, ее изгибы, углы, под которыми встречаются линии, потому что внутри буквы нет ничего интересного — это просто плашка.

Большинство букв в антиквенных или рукописных гарнитурах могут вызывать восхищение отдельными линиями, отдельными элементами. Другие, чаще всего гротескные гарнитуры, только при восприятии в целом.

Далее вступает в силу следующий уровень — соединение пар букв. Иногда это соседство так сомнительно, что приводит к появлению лигатур (например, f и i и некоторые другие). В кириллице лигатуры отсутствуют, если не считать знака «№».

Соотношение штриховых толщин, пропорциональность основных и второстепенных штрихов. Музыкальность чередования элементов строки. А вся полоса сливается в единый музыкальный тон — графический образ.

В этом случае буква функционирует как эстетический элемент в глазах искушенного ценителя, но может внезапно повлиять на восприятие и обычного читателя, не чуждого художественного инстинкта.